Первым было слово, и слово это было боль.
Я медленно выдохнул, позволяя сжатому одним большим спазмом телу расслабиться. Тело слушалось плохо, оно отходило от произошедшего медленно, неохотно...
Вдох отозвался в легких саднящим ощущением тысячи песчинок.
И тем не менее - живой.
Я приподнялся, неторопливо, очень осторожно. Только после того, как расплывающееся зрение ухватило пятна грязного, подтаявшего снега, организм понял, что ему положено мерзнуть. Однако холод не торопился набрасываться на новоявленную жертву, ледяными зубами вцепляясь в мою и без того изрядно попорченную шкуру.
Зима, значит. Здесь - зима.
Я глянул было вверх, но не осилил, снова опустил взгляд. Кажется, снег сейчас не идет. А жаль, было бы так драматично...
Взгляд зацепил длинные, неожиданно яркие полосы на снегу. Я недоуменно потянулся к одной из них, но тут дергающийся от напряжения локоть правой руки, которая была моей единственной опорой, не выдержал, и я упал щекой на рыхлый снег, на мгновение прикрыв глаза. Почти не глядя, нащупал загадочную полосу пальцами.
Волосы. Действительно длинные, видимо. Мои, выходит. Рыжий я, стало быть.
Рыжий...
Она смеется. И за ее звонкий, нежнее хрусталя и серебряных колокольчиков, смех я готов отдать жизнь, душу - что угодно.
- Рыжий, как летнее солнце.
Королевна, зачем?..
Звуки родного до боли голоса вдруг растаяли, а я осознал, что не просто все еще лежу лицом в снегу, но еще и коварно не дышу. Торопливо выдохнул, сделал глубокий вдох. Если уж я зачем-то тут есть, к тому же живой, зачем зря испытывать судьбу? Тем более, что меня не отпускает ощущение, будто бы раньше я занимался этим преступно часто.
Очень хотелось найти силы хотя бы перевернуться на спину. Лежать на спине, смотреть в незнакомое небо и гадать, какие звезды освещают эти земли. Увижу ли я знакомые до тоски очертания, скажем, Единорога, Кинжала Януса, Плачущей Нимфы? Миры меняются, но очень часто в рисунках созвездий проскальзывают схожие силуэты.
Увидеть бы еще разок острые иглы Звенящей Розы...
Очень больно.

Сидящий за столом напротив Сет неожиданно притих, озадаченно глядя на плещущуюся в чашке янтарную жидкость.
- Иномирец... - недоуменно протянул летучий мыш, качнув головой.
- И что? - кошке была пока ясна лишь общая картина происходящего, - Это такое редкое явление? Но Заслонка-то у твоего мира слабая! Или просто он настолько на отшибе? И... ой...
Ее связь с миром пока еще слаба, но постепенно и Куруми почувствовала. Ее темно-ореховые глаза стали тревожными.
- Иномирец. - тихонько повторил Сет, - И наш мир его практически убил. Я не знаю, как этот несчастный попал сюда, но Заслонка его просто ободрала.
Кошка молчала, глядя на собеседника круглыми от удивления глазами. Она понимала, что это значит. Они могли не успеть. Гость был слаб, и он мог просто не продержаться до того момента, когда Законы этого мира возьмут вверх и его судьба попадет в руки местного демиурга.
Девушка поерзала на стуле, сердито подергивая ножками. Окликнула Сета, но парень не отозвался. Он молчал, глядя синими, как ночное небо, глазами прямо перед собой. Другие дела тоже требовали вмешательства летучего мыша.
- Я разберусь! - гаркнула Куруми, вскакивая с места.
Возможно, кому-то эта сцена спрыгивающей со стула маленькой кошки и показалась бы смешной, но лишь до тех пор, пока неведомый зритель не обратил бы внимание на злые-презлые, полные решимости ореховые глаза девчушки.
Даже отрешившийся от всего Сет почувствовал, как натягивается под влиянием его невысокой компаньонши ткань бытия, как идет волнами, изгибается, завиваясь, чья-то одинокая изломанная нить судьбы.
- Я умею творить чудеса, пус-стота побери! - прорычала девушка.

Было очень холодно. Конечно, температура в последнее время пошла в плюс, но зима есть зима... Надо купить перчатки уже. А еще надо купить домой молока. И, кажется, заканчиваются сахар и чай.
С тех пор, как врач запретил мне пить много кофе, пришлось найти какую-то альтернативу, не так вредящую здоровью. Чай - не самый плохой вариант, если в сущности абсолютно наплевать, что станет очередным плацебо, верно?
Кстати о плацебо. Аптечку тоже надо немного подновить, думается мне...
Вдруг я поскользнулась, неловко взмахнула руками и тростью, но не упала. Кое-как, одним резким, отчаянным рывком восстановила равновесие. Однако этот малый акт героизма моментально аукнулся болью - легкой - сначала в пояснице, потом - уже намного серьезнее - в больной ноге.
Я негромко зашипела, вполголоса проклиная отвратительные загородные дороги, отвратительную зиму с ее то похолоданиями, то потеплениями, будь они неладны. Наплодилось льда, понимаешь...
Пришлось сделать остановку - боль и экспрессия требовали внимания и выражения. Ругаясь, я обводила недовольным взглядом окрестности.
Типичный такой пейзаж местности, лежащей вплотную к городу, но не испорченной его тлетворным влиянием. До конца, по крайней мере. Ну грязный снег, ну мусор кое-где, ну подумаешь?
Я не сразу поняла, что остановило цепочку моих мыслей, до поры до времени достаточно стройную. А тут еще как назло порыв ветра, все дела, черт-возьми-опять-я-без-шапки, ни черта не видно. Кое-как убрав буйные локоны из глаз, носа и рта, я еще раз огляделась... и тихо вздохнула. Ну просто нет от них никакого продыху, от этих бездомных. Я, конечно, добрая Линда, почти что Мать Тереза, но с каждым возиться, жить некогда станет, и... И вот.
Я бы действительно, наверное, прошла мимо. Ушла бы - очень уж сильно была не в настроении - но последующие минут эдак пять страшно бы себя поедала поедом и в итоге вернулась бы.
Пятна крови вокруг лежащей фигуры избавили меня от необходимости в этом коротком хоррор-представлении "Совесть чавкает Линдой".
Сжав трость в руке и размахивая ею на манер шашки, я, спотыкаясь, поскальзываясь и пошатываясь из-за ненадежности ландшафта, заторопилась к пострадавшему.

Прикосновение выдернуло меня из вязкого марева забытья, в которое я, каюсь, уже начал проваливаться.
Кто-то перевернул меня на спину. Дымка забвения рассыпалась прахом, и меня накрыло уже, казалось, забытой волной боли. Кажется, я даже застонал.
- Ох. Извините, это было нужно, я... - склонившийся надо мной силуэт заговорил неожиданно приятным, пусть и хрипловатым, голосом.
Я не возражал, что неизвестная меня потревожила, но никак не мог найти сил заговорить. Незнакомка, прочитай мои мысли, чего тебе стоит?..
Сквозь стоящую в слезящихся от боли и ветра глаз пелену постепенно проступал образ. Кажется, в таких случаях принято сравнивать спасительниц с ангелами, но склонившаяся надо мной молодая лисица им определенно не была. Скорее, это была какая-то недоступная моему пониманию иная, высшая сущность, с глазами, полными неясной печали.
Очень, очень-очень грустная валькирия.
- Я вызову врачей. - растерянно куснув себя за нижнюю губу, протянула девушка; она вдруг строго добавила, - Не вздумайте только помереть мне тут, слышите?
Ну, подумал я, устало прикрывая глаза несмотря на протестующие возгласы лисицы, до этого же как-то не помер, верно? Почему-то...

- Ты... что сделала?
- Связала их судьбы, Сет.
- Это я понял, но...
- Теперь их нити плотно переплетены. Это, если тебе интересно, может спасти кого-нибудь из них.
- Или убить обоих.