Пристально я смотрел на единственные выжившие после прошлой уборки часы. Должно быть, там уже глубокая ночь.
Переведя взгляд на письменный стол, я с неким недоверием взглянул на чистый лист бумаги. Чистый лист бумаги взглянул на меня с не меньшим недоверием в ответ. Признаюсь: ни к чему, кроме как к полному бреду я так серьёзно не готовлюсь. Думаю, дело в том, что я такой художник. Но с полной уверенностью я этого сказать не могу.
Также я ничего не могу возразить на обвинения в систематичном подрыве бытия и нервных систем окружающих. Что я сейчас намерен делать? Так просто и не скажешь. Это же уже бред какой-то.
"Здравствуйте".
Я прекратил писать, и медленно поднес ручку в подбородку. Если я верно ориентирован во времени и пространстве, передо мной стоят не только языковой, но и стилистический барьер. Могу ли я оперировать своими скромными познаниями в языке? Не могу. Могу ли я вообще хоть что-то с этим сделать? Не могу. Остается лишь уповать на то, что по ту сторону упомянутых мною "барьеров" нет. Я же понимаю незнакомую мне речь.
"Я не знаю кто вы, и не знаю, есть ли вы в действительности. Потому в первую очередь я приношу свои извинения за то, что не могу вежливо обратиться к вам в своём письме".
Если я хочу добиться какого-то результата, записывать и перечитывать жемчужину моего авторского творения следует быстро. Не помню, чтобы мои сны охватывали продолжительный промежуток времени.
"Я ничего не могу сказать с уверенностью, но, руководствуясь своим догадками, пишу это письмо с рассветом на позднее у вас время суток. Я буду переписывать и перечитывать это письмо каждый день примерно в это же время до тех пор, пока не увижу ясного мне отклика. Я надеюсь, что в результате мои соображения будут верны".
Зачем я это затеял? Зачем я вообще всё это писал? Идея пришла ко мне ещё два сна назад. Но то, что я увидел сегодня, подтолкнуло меня на такую вот глупость. Я беспокоился. Я искренне волновался. Я сопереживал и хотел помочь, хотя, по сути, сделать ничего и не мог. Странно, но это придавало моей бурной деятельности большую значимость. "Единственное, что я могу".
- Ты что в такую рань встал?
Я взглянул сперва на сонно крутящегося в кровати Нейтана, потом - на часы. Три часа дня. Для выходного дня в каникулы действительно рановато.
- Я пишу письмо.
Волк, кажется, не очень удивился. Ему не привыкать, ведь так?
- Да ну? И кому же?
Я лишь пожал плечами.
- Понятия не имею.