Когда я ушёл на работу, Мист ещё спал. Потакая своему неуёмному любопытству (мне страсть как хотелось знать, пошёл ли этот живописец на пары!), я названивал ему всё утро. Никакого результата, абсолютно. Вернувшаяся днём домой Холли перезвонила мне, внеся ясность: художник заперся. На оклики и прочие раздражители не реагирует, но, судя по шуму из комнаты, жив и разводит какую-то сумрачную деятельность.
Я было подумал – Высшие Силы бы с ним! – после обеда откопается. Но нет. Разведка доложила, что уже решительно вечер, скоро с халтуры подтянется Николь, а этот враг стих... но дверь не открывает. И вот я, весь такой из себя герой, бегу вверх по лестнице на нужный этаж. Потому что волнуюсь, а лифта ждать – поседеешь. От старости, в лучшем случае.
У меня, в принципе, есть ключ от его комнаты. Но замок, как мне буквально на днях сообщила Николь, стал заедать. А раз его всё равно менять, вынесу дверь – не гордый. Нет, ну, то есть я – гордый! Но дверь вынесу.

Первым, что попалось мне на глаза, стало зеркало. Точнее, его осколки, лежащие на полу. Утром этого не было, я бы точно заметил. Потом я выцепил угол рамы, в которой прежде это самое зеркало и висело на стене, скрытое непрошенной шторой. И, в заключение картины, я обозрел Миста. Всего вымазанного в чёрной и красной краске (пускай, пускай это будет краска!), стоящего на осколках этого самого зеркала...босиком.
- Идиот! – Выпалил я, прежде чем заметил главное.
Сделав пару шагов к коту, который и не думал хоть как-то на меня реагировать, я замер как вкопанный. Я стоял за правым плечом Миста, и смотрел на освобождённый от зеркала и шторы участок стены.
Чёрная мужская фигура. Ростом примерно с меня. Одежды, знакомые мне разве что по свежим рисункам Миста, да по разворотам распространённых по всей квартире книг. Вооружён мечом. Нарисовано просто: видно, что некоторые участки плаща закрашены буквально пальцем. Ничего не понимал и не понимаю в этом, но «неважные» линии были какими-то дёрганными. Есть яркие, не улавливаемые мною элементы, но в целом это так...так проникновенно, что ли, и точно, что я даже не знаю! Так захватило дух, что я мигом бросил пугаться и злиться. Просто стоял какое-то время и смотрел.
- Я видел его сегодня.
Я вздрогнул так, что из коридора испуганно пискнула Холли. Не ожидал, что Мист заговорит. Голос его был хриплым и усталым, полным неподъёмного отчаяния.
- Он шёл по мосту через реку, и глядел в воду... – Кот кашлянул так, будто бы не пил дня два. – Я видел его.
Он принялся сжимать-разжимать кулаки. Только тогда я обратил внимание на охапку кисточек разных размеров и ещё каких-то инструментов в его руках. Кончик самой тонкой из кистей натолкнул меня на мысль о лице.
Мне стоило большого труда сдержать себя и не выругаться. Потому что если изображение (пускай – портрет в рост) в целом было сильным, то верхняя часть лица – жуткой и...исполосованной.
- Эй, Мист... – Даже спрашивать в полный голос было страшновато. – А где его глаза?
Это я сделал зря. А, может, и не зря – не уверен. И, как бы то ни было, уже в следующее мгновение друг, бросивший на осколки все свои инструменты, цеплялся за мою одежду и ревел. Я, не боясь испачкаться в краске, притянул Миста к себе. Рывком заставил переступить с битого зеркала на мысы моих ботинок, и крепко обнял.
Это всё – ничего. Ничего. Пусть проплачется. Сегодня мы позаботимся о нём, как всегда. И уже завтра он снова вернётся к своим снам.