Все счастливые школьные годы (может и чудесные в детском саду - я не помню точно) бравый педагогический состав хором твердил, что по мне плачет тюрьма. Вот не позднее как два дня назад я поступил на учёбу в полицейскую академию - приблизился к установленной цели с тыла, так сказать. Да, такой вот я целеустремлённый!
Первое, самое сладкое время, я разумно потратил на то, чтобы освоиться на новом месте учёбы. Узнать, кто у кого в плену, вызнать за подполье, скооперироваться с местным населением и приглядеться к свежему преподавательскому составу. Не в том смысле, что все местные светила наук были мне незнакомы - я знал некоторые. И "некоторые" знали меня. А потому, не дожидаясь, так сказать, перитонита, меня под белые ручки упекли на склад. Вроде как превентивно наказали, чтобы я не наворотил дел. Браво, браво. Тактика и стратегия на высоте! Только вот с логикой у корифеев полицейского ремесла (одной из древнейших, между прочим, профессий!) случился затык. Иначе как объяснить то, что они так скверно оценили мой злой гений, мой полёт деструктивной фантазии?
К бабке не ходи, я уж точно найду как воспользоваться местными возможностями и ресурсами.
Спустившись в подвальное помещение, я окинул его взглядом в поиске моего будущего учителя, товарища и друга - заведующего хозяйством. Он был должен в свою очередь научить меня любить родную академию, действовать во благо общества, и всяким другим полезным примочкам. Словом, привлечь меня к общему делу и воспитать личность.
Задумчиво топчась у слабо освещённой лестницы, я без особого интереса принялся рассматривать стены. Чутьё меня не подвело - тут натурально было на что поглядеть. Моему взору искушённого ценителя народного творчества предстала знатнейшая наскальная живопись, разбегающаяся паутинкой от лестницы во все удобные для автором стороны. Изображения и памятные надписи, любовно выцарапанные поверх лимонной масляной краски, доступно и полно поведали неоперившемуся птенцу (мне) о всех горестях студенческой жизни. Стена Плача, не иначе как. Печальные заметки время от времени разбавлялись краткими, но сочными характеристиками учителей и старших по званию. Я внимательно ознакомился с каждой из них, благодарно впитывая опыт былых поколений, и тут же столкнулся с пугающим своей нелепостью обстоятельством - о моём дражайшем наставнике, можно сказать дядюшке, Шепарде не было ни слова. То есть как это получалось? Годы уйдут, эпохи сменят друг друга, а о великом капитане и не вспомнят! Возмущению моему не было предела. Я был потрясён, буквально раздавлен.
Я в срочном порядке всё исправил, и быстро заскучал. Завхоза не приходилось и ждать, и я принял решение осмотреть склад самостоятельно. Всё же развлечение? И для расширения кругозора полезно.
К своему удивлению (признаться, лёгкому) я обнаружил на мешках в самом углу мирно спящего опоссума. Кроме состояния глубокого сна и нехарактерного для опоссумового окраса жёлтого пятна на шее его от прочих "местных" ничего не отличало. Выбора у меня особого не было, а потому я охотно признал в праздно проводящем время заведующего хозяйством.
Как будить завхоза? Точно я не знал. Но, как мне казалось, традиционные методы были бы бессильны. А мне требовался мгновенный результат! Прикинув что и как, я подошёл к "изголовью кровати" и, приготовившись на всякий случай отражать внезапный удар в челюсть, быстро и тихо заговорил:
- Чужое. Халява. Взять-взять.
Опоссум моментально открыл глаза и, выкатив их на меня, удивительно низким (я не ждал) голосом уточнил:
- Что будем пить, девочки?
Мне вдруг почему-то показалось, что мы поладим.
Стоит ли упоминать о том, что мой личный сорт домомучителя пах достаточно странно? От него РАЗИЛО. Но, может это так со всеми завхозами? Не знаю.
Всякие военные фамильярности пришедшего в чувства опоссума не интересовали. То есть я мог говорить с ним нормально и не держать себя так, будто бы у меня в заднице лом. Больше душевного собеседника заинтересовало наличие или отсутствие у меня сигарет. Я рассудил, что за годы учёбы буду сверзнут в эту пучину не раз и не два, и хорошо бы вот так задёшево начать зарабатывать лояльность местной "власти".
Пока завхоз неспешно закуривал у единственного крохотного окошка, я скептично пересчитывал таблички, шкафы, ящики и цистерны с запрещающим символом, сулящим нам красочный и последний в жизни фейерверк. Ну, что поделать? Кури быстро, умри молодым.
- Колфилд, - коротко представился он.
Я тоже представился. И тоже коротко. В ответ опоссум понимающе покивал, после чего перевёл взгляд на тщедушное заляпанное окошко и начал свой рычащий неспешный монолог:
- Обычно мне задают три вопроса: "что ты здесь делаешь?", "сколько тебе лет?", и "почему у тебя шерсть окрасилась?". Начну с последнего.
Завхоз совершил колечко из дыма.
- Шерсть у меня окрасилась оттого, что я пролил на неё авиационный растворитель. Лет мне тридцать девять - скоро юбилей. А здесь я прячусь.
В ответ на мой немой вопрос собеседник сделал пояснение:
- Прячусь от жены и тёщи. Они хотят меня отдать спецовому мозго...ну ты понял кому. За убеждения.
У меня тут же возник новый вопрос. Для ответа на него Колфилду потребовалось подозвать меня ближе к окну.
- Видишь суслика?
Я присмотрелся. В парковой зоне никого, кроме дремлющего на скамейке Харкера, не было. Ну, чисто на мой взгляд. То, как я задумчиво мотнул головой, спровоцировало новую реакцию:
- Вот и я не вижу. - Опоссум медленно моргнул. - А он есть.
Твою ж мать. Не менее неспешно закуривая, я протянул бесцветное "понятно".
- И Бог есть. И не один - два. - Тут же сообщил мне завхоз. - Проходят тут иногда вдоль забора. Всё не решаюсь к ним подойти. Есть у меня к ним пара вопросов...
Обещало быть весело.
Первое, самое сладкое время, я разумно потратил на то, чтобы освоиться на новом месте учёбы. Узнать, кто у кого в плену, вызнать за подполье, скооперироваться с местным населением и приглядеться к свежему преподавательскому составу. Не в том смысле, что все местные светила наук были мне незнакомы - я знал некоторые. И "некоторые" знали меня. А потому, не дожидаясь, так сказать, перитонита, меня под белые ручки упекли на склад. Вроде как превентивно наказали, чтобы я не наворотил дел. Браво, браво. Тактика и стратегия на высоте! Только вот с логикой у корифеев полицейского ремесла (одной из древнейших, между прочим, профессий!) случился затык. Иначе как объяснить то, что они так скверно оценили мой злой гений, мой полёт деструктивной фантазии?
К бабке не ходи, я уж точно найду как воспользоваться местными возможностями и ресурсами.
Спустившись в подвальное помещение, я окинул его взглядом в поиске моего будущего учителя, товарища и друга - заведующего хозяйством. Он был должен в свою очередь научить меня любить родную академию, действовать во благо общества, и всяким другим полезным примочкам. Словом, привлечь меня к общему делу и воспитать личность.
Задумчиво топчась у слабо освещённой лестницы, я без особого интереса принялся рассматривать стены. Чутьё меня не подвело - тут натурально было на что поглядеть. Моему взору искушённого ценителя народного творчества предстала знатнейшая наскальная живопись, разбегающаяся паутинкой от лестницы во все удобные для автором стороны. Изображения и памятные надписи, любовно выцарапанные поверх лимонной масляной краски, доступно и полно поведали неоперившемуся птенцу (мне) о всех горестях студенческой жизни. Стена Плача, не иначе как. Печальные заметки время от времени разбавлялись краткими, но сочными характеристиками учителей и старших по званию. Я внимательно ознакомился с каждой из них, благодарно впитывая опыт былых поколений, и тут же столкнулся с пугающим своей нелепостью обстоятельством - о моём дражайшем наставнике, можно сказать дядюшке, Шепарде не было ни слова. То есть как это получалось? Годы уйдут, эпохи сменят друг друга, а о великом капитане и не вспомнят! Возмущению моему не было предела. Я был потрясён, буквально раздавлен.
Я в срочном порядке всё исправил, и быстро заскучал. Завхоза не приходилось и ждать, и я принял решение осмотреть склад самостоятельно. Всё же развлечение? И для расширения кругозора полезно.
К своему удивлению (признаться, лёгкому) я обнаружил на мешках в самом углу мирно спящего опоссума. Кроме состояния глубокого сна и нехарактерного для опоссумового окраса жёлтого пятна на шее его от прочих "местных" ничего не отличало. Выбора у меня особого не было, а потому я охотно признал в праздно проводящем время заведующего хозяйством.
Как будить завхоза? Точно я не знал. Но, как мне казалось, традиционные методы были бы бессильны. А мне требовался мгновенный результат! Прикинув что и как, я подошёл к "изголовью кровати" и, приготовившись на всякий случай отражать внезапный удар в челюсть, быстро и тихо заговорил:
- Чужое. Халява. Взять-взять.
Опоссум моментально открыл глаза и, выкатив их на меня, удивительно низким (я не ждал) голосом уточнил:
- Что будем пить, девочки?
Мне вдруг почему-то показалось, что мы поладим.
Стоит ли упоминать о том, что мой личный сорт домомучителя пах достаточно странно? От него РАЗИЛО. Но, может это так со всеми завхозами? Не знаю.
Всякие военные фамильярности пришедшего в чувства опоссума не интересовали. То есть я мог говорить с ним нормально и не держать себя так, будто бы у меня в заднице лом. Больше душевного собеседника заинтересовало наличие или отсутствие у меня сигарет. Я рассудил, что за годы учёбы буду сверзнут в эту пучину не раз и не два, и хорошо бы вот так задёшево начать зарабатывать лояльность местной "власти".
Пока завхоз неспешно закуривал у единственного крохотного окошка, я скептично пересчитывал таблички, шкафы, ящики и цистерны с запрещающим символом, сулящим нам красочный и последний в жизни фейерверк. Ну, что поделать? Кури быстро, умри молодым.
- Колфилд, - коротко представился он.
Я тоже представился. И тоже коротко. В ответ опоссум понимающе покивал, после чего перевёл взгляд на тщедушное заляпанное окошко и начал свой рычащий неспешный монолог:
- Обычно мне задают три вопроса: "что ты здесь делаешь?", "сколько тебе лет?", и "почему у тебя шерсть окрасилась?". Начну с последнего.
Завхоз совершил колечко из дыма.
- Шерсть у меня окрасилась оттого, что я пролил на неё авиационный растворитель. Лет мне тридцать девять - скоро юбилей. А здесь я прячусь.
В ответ на мой немой вопрос собеседник сделал пояснение:
- Прячусь от жены и тёщи. Они хотят меня отдать спецовому мозго...ну ты понял кому. За убеждения.
У меня тут же возник новый вопрос. Для ответа на него Колфилду потребовалось подозвать меня ближе к окну.
- Видишь суслика?
Я присмотрелся. В парковой зоне никого, кроме дремлющего на скамейке Харкера, не было. Ну, чисто на мой взгляд. То, как я задумчиво мотнул головой, спровоцировало новую реакцию:
- Вот и я не вижу. - Опоссум медленно моргнул. - А он есть.
Твою ж мать. Не менее неспешно закуривая, я протянул бесцветное "понятно".
- И Бог есть. И не один - два. - Тут же сообщил мне завхоз. - Проходят тут иногда вдоль забора. Всё не решаюсь к ним подойти. Есть у меня к ним пара вопросов...
Обещало быть весело.
-
-
26.08.2015 в 23:54- Чужое. Халява. Взять-взять.
Опоссум моментально открыл глаза и, выкатив их на меня, удивительно низким (я не ждал) голосом уточнил:
- Что будем пить, девочки?
Мне вдруг почему-то показалось, что мы поладим.
Видишь суслика?
Я присмотрелся. В парковой зоне никого, кроме дремлющего на скамейке Харкера, не было. Ну, чисто на мой взгляд. То, как я задумчиво мотнул головой, спровоцировало новую реакцию:
- Вот и я не вижу. - Опоссум медленно моргнул. - А он есть.Все счастливые школьные годы (может и чудесные в детском саду - я не помню точно) бравый педагогический состав хором твердил, что по мне плачет тюрьма. Вот не позднее как два дня назад я поступил на учёбу в полицейскую академию - приблизился к установленной цели с тыла, так сказать. Да, такой вот я целеустремлённый!
Это просто ГЕ-НИ-АЛЬ-НО!
-
-
27.08.2015 в 00:45-
-
28.08.2015 в 15:11