...я не был ни капли против того, что летом мы не стали возвращаться в Небельштадт. Мне было абсолютно не важно, какими мыслями руководствовалась моя тюремщица поневоле, важно было то, что меня не потащат обратно в город, где камень все больше уступает стеклу и железу. Слишком шумно, слишком грязно. Подумать только, как низко я пал, выбирая общество магов!
А может быть, я просто трус.
Но и это тоже не играет абсолютно никакой роли. Я прикрыл глаза, прижимаясь щекой к прогревшейся за день каменной макушке горгульи, покрепче обвил руками ее шею. Первая наша встреча с архитектурным элементом, возникшим гораздо позже того, как я... уснул? умер? И важно ли увидеть разницу? В общем, в первый раз я очень испугался. Поддавшись панике, я сначала уделил внимание внешнему, не став всматриваться в суть. Это потом уже Ровена поймала меня за шиворот, грубо (клянусь, она все делает грубо!..) встряхнула и заставила посмотреть. И то, что я сначала счел больной игрой магического разума, кладбищем, установленном почти на самой крыше одного из зданий огненного сегмента, оказалось всего лишь изваянием. Настоящим, не имеющим ни души, ни разума, никогда не жившим.
Так началось наше общение. Первое время, навещая статуи, я испытывал набор весьма смешанных эмоций, отголоски которых порой все еще звучат в моей груди. Я ощущал печаль, недоумение, неловкость, почти переходящую в стыд, и легкую обиду, смешанную с отчаянным желанием понять... или просто отчаянием. Потому что ну неужели они и впрямь видят нас такими? Неужели именно это тот образ, что мы сложили о себе за годы вынужденного рабства? И каждый раз я неизменно возвращался мыслями к стыду еще и перед статуей - она не виновата, что ее увидел такой неизвестный скульптор. И с моей стороны было крайне бестактно обдумывать такое в ее присутствии. Так что потом я возвращался отчасти для того, чтобы загладить свою вину. Отчасти потому, что все равно, пусть и вынужденно, ощущал определенное сродство с этими существами. Я такой же. Я - тоже гротескная фигура на чьей-то шахматной доске, извлеченная из-за Грани по велению чужого каприза. Меня тоже ваял неизвестный скульптор, который не спрашивал меня, каким я хочу быть. И хочу ли я вообще - быть...
Я, не открывая глаз, расправил крылья, потершись щекой о гранитную "кожу" горгульи. Разница между нами лишь в том, что мне дали имя. Я такой властью - давать имена - не наделен, да и не думаю, что статуя особенно желала получить имя. Назвать - значит, выделить среди других. И помимо очевидных положительных сторон, это всегда влечет за собой и определенные сложности.
...я слишком много думаю. Разумеется, в моем положении не так-то много и остается, по большей части, если мне не удается увлечь свой разум чтению, я вынужден или искать избавления от прямого общества магов (и их намерения в это общество меня втянуть), или я его уже нашел, и заняться мне больше нечем, кроме как предаться размышлениям.
Здесь очень тихо. Тихое дыхание осени, несущее влажный запах прелых листьев, холодными пальцами касающееся спины, уже долетело и до жаркой Огненной Четверти. Я чувствовал его в ветре, дующем со стороны Земляного домена. Помнится, деревья в саду, принадлежащем моему прошлому владельцу, к осени зацветали золотом и охрой, осыпались багрянцем на блекнущую траву. Мне нравилось ходить босиком про постепенно промерзающей земле. Казалось, прохлада замирающей перед холодами природы как-то остужала полыхающий внутри меня жар.
Ощущаю себя глупо, признавая то, что в моем прошлом было что-то, о чем я не могу думать без щемящего чувства ностальгии, но еще глупее было бы отрицать существование подобных фрагментов моей памяти.
Сегмент Земли, как и весь Ардвиз, насквозь пропитан магией, в нем сады зеленеют круглый год. Я долго искал подвох; все растения и внешне, и на ощупь совсем настоящие, но... Это все равно похоже на маскарад, который просто начался слишком давно, и поддерживают его по традиции, не придавая этому ни малейшего значения. Поэтому-то он и выглядит почти живо, почти по-настоящему.
Все очень чужое. Я этот мир не таким оставлял и не уверен, что таким хотел его увидеть снова. Но было бы беспардонной ложью утверждать, будто бы он однозначно плохой. Откровенно говоря, я даже начинаю привыкать. Общество молодых магов мне не так отвратительно. Я долго не мог понять, в чем же дело, но первое время моего пребывания в общем доме мой разум был слишком сильно занят страхом и замешательством, не говоря уже о постепенно возвращающейся памяти, наслаивающейся на свежие впечатления.
Потом я понял. Изменения прошли гораздо глубже. И неизвестно, винить ли в этом прогресс или же дело тут в развитии самой магии - возможно, что-то пошло иначе в течении Нитей магической энергии, опутывающих северные земли - но у современных магов совсем другие лица. В их глазах нет печати отстраненной, надменной жестокости, ими движут даже если те же мотивы - но как-то совершенно иначе.
Есть, разумеется, истинные выродки, отсылающие меня к прошлому, но основная масса совершенно отличается. И когда я наблюдаю за ними со стороны, я не чувствую прежней глухой, безысходной ненависти.
И смешно, и грустно. Я никогда не думал до нынешнего момента, что когда-нибудь буду питать хоть какие-то надежды относительно магического общества.
Но я засиделся. Отцепившись от могучей шеи каменного сородича, я, не забыв извиниться, встал на его спине в полный рост. Потом прыгнул. Краткий миг падения, сжимающий сердце стальной лапой - и воздушные потоки подхватывают меня, увлекая за собой.
Я улыбаюсь.
Мне и больно, и радостно. И в голове звучит чей-то голос, баюкающий меня ночами, чтобы растаять с первыми рассветными туманами.
Я улыбаюсь.
А может быть, я просто трус.
Но и это тоже не играет абсолютно никакой роли. Я прикрыл глаза, прижимаясь щекой к прогревшейся за день каменной макушке горгульи, покрепче обвил руками ее шею. Первая наша встреча с архитектурным элементом, возникшим гораздо позже того, как я... уснул? умер? И важно ли увидеть разницу? В общем, в первый раз я очень испугался. Поддавшись панике, я сначала уделил внимание внешнему, не став всматриваться в суть. Это потом уже Ровена поймала меня за шиворот, грубо (клянусь, она все делает грубо!..) встряхнула и заставила посмотреть. И то, что я сначала счел больной игрой магического разума, кладбищем, установленном почти на самой крыше одного из зданий огненного сегмента, оказалось всего лишь изваянием. Настоящим, не имеющим ни души, ни разума, никогда не жившим.
Так началось наше общение. Первое время, навещая статуи, я испытывал набор весьма смешанных эмоций, отголоски которых порой все еще звучат в моей груди. Я ощущал печаль, недоумение, неловкость, почти переходящую в стыд, и легкую обиду, смешанную с отчаянным желанием понять... или просто отчаянием. Потому что ну неужели они и впрямь видят нас такими? Неужели именно это тот образ, что мы сложили о себе за годы вынужденного рабства? И каждый раз я неизменно возвращался мыслями к стыду еще и перед статуей - она не виновата, что ее увидел такой неизвестный скульптор. И с моей стороны было крайне бестактно обдумывать такое в ее присутствии. Так что потом я возвращался отчасти для того, чтобы загладить свою вину. Отчасти потому, что все равно, пусть и вынужденно, ощущал определенное сродство с этими существами. Я такой же. Я - тоже гротескная фигура на чьей-то шахматной доске, извлеченная из-за Грани по велению чужого каприза. Меня тоже ваял неизвестный скульптор, который не спрашивал меня, каким я хочу быть. И хочу ли я вообще - быть...
Я, не открывая глаз, расправил крылья, потершись щекой о гранитную "кожу" горгульи. Разница между нами лишь в том, что мне дали имя. Я такой властью - давать имена - не наделен, да и не думаю, что статуя особенно желала получить имя. Назвать - значит, выделить среди других. И помимо очевидных положительных сторон, это всегда влечет за собой и определенные сложности.
...я слишком много думаю. Разумеется, в моем положении не так-то много и остается, по большей части, если мне не удается увлечь свой разум чтению, я вынужден или искать избавления от прямого общества магов (и их намерения в это общество меня втянуть), или я его уже нашел, и заняться мне больше нечем, кроме как предаться размышлениям.
Здесь очень тихо. Тихое дыхание осени, несущее влажный запах прелых листьев, холодными пальцами касающееся спины, уже долетело и до жаркой Огненной Четверти. Я чувствовал его в ветре, дующем со стороны Земляного домена. Помнится, деревья в саду, принадлежащем моему прошлому владельцу, к осени зацветали золотом и охрой, осыпались багрянцем на блекнущую траву. Мне нравилось ходить босиком про постепенно промерзающей земле. Казалось, прохлада замирающей перед холодами природы как-то остужала полыхающий внутри меня жар.
Ощущаю себя глупо, признавая то, что в моем прошлом было что-то, о чем я не могу думать без щемящего чувства ностальгии, но еще глупее было бы отрицать существование подобных фрагментов моей памяти.
Сегмент Земли, как и весь Ардвиз, насквозь пропитан магией, в нем сады зеленеют круглый год. Я долго искал подвох; все растения и внешне, и на ощупь совсем настоящие, но... Это все равно похоже на маскарад, который просто начался слишком давно, и поддерживают его по традиции, не придавая этому ни малейшего значения. Поэтому-то он и выглядит почти живо, почти по-настоящему.
Все очень чужое. Я этот мир не таким оставлял и не уверен, что таким хотел его увидеть снова. Но было бы беспардонной ложью утверждать, будто бы он однозначно плохой. Откровенно говоря, я даже начинаю привыкать. Общество молодых магов мне не так отвратительно. Я долго не мог понять, в чем же дело, но первое время моего пребывания в общем доме мой разум был слишком сильно занят страхом и замешательством, не говоря уже о постепенно возвращающейся памяти, наслаивающейся на свежие впечатления.
Потом я понял. Изменения прошли гораздо глубже. И неизвестно, винить ли в этом прогресс или же дело тут в развитии самой магии - возможно, что-то пошло иначе в течении Нитей магической энергии, опутывающих северные земли - но у современных магов совсем другие лица. В их глазах нет печати отстраненной, надменной жестокости, ими движут даже если те же мотивы - но как-то совершенно иначе.
Есть, разумеется, истинные выродки, отсылающие меня к прошлому, но основная масса совершенно отличается. И когда я наблюдаю за ними со стороны, я не чувствую прежней глухой, безысходной ненависти.
И смешно, и грустно. Я никогда не думал до нынешнего момента, что когда-нибудь буду питать хоть какие-то надежды относительно магического общества.
Но я засиделся. Отцепившись от могучей шеи каменного сородича, я, не забыв извиниться, встал на его спине в полный рост. Потом прыгнул. Краткий миг падения, сжимающий сердце стальной лапой - и воздушные потоки подхватывают меня, увлекая за собой.
Я улыбаюсь.
Мне и больно, и радостно. И в голове звучит чей-то голос, баюкающий меня ночами, чтобы растаять с первыми рассветными туманами.
Я улыбаюсь.